Еще каких-нибудь сто лет назад в Харькове можно было встретить благородных девиц. Для них существовало специализированное учебное заведение, созданное стараниями писателя и драматурга Григория Квитки-Основьяненко.
Созданный в начале XIX века Харьковский институт благородных девиц стал первым в Украине (аналогичное учебное заведение в Киеве появилось лишь четверть века спустя). За время существования института состоялось 75 выпусков, курс обучения прошли более 2500 выпускниц.
Харьковцы в 1812-м
В мире бурлили геополитические страсти, а Харьков жил спокойной обывательской жизнью. Когда собранная по закоулкам всей Европы великая армия Наполеона 2 сентября 1812 года вступала в Москву, в Харькове открылся Институт благородных девиц. Конечно же, это не более, чем совпадение. Но совпадение – достаточно характерное, демонстрирующее истинные приоритеты жителей нашего города: образование, благородство и, как сказали бы сейчас, гендерное равенство.
Институт был создан стараниями группы влиятельных дворян губернии во главе с писателем Квиткой-Основьяненко, который настолько проникся жизнью и заботами учебного заведения, что даже женился на одной из классных дам – Анне Вульф, прибывшей в Харьков из Санкт-Петербурга. Но Институт благородных девиц создавался, конечно же, не для этого.
Два века назад далеко не всем дворянам выпадала нелегкая участь прожигать жизнь на светских раутах, балах и за карточными столами. Представителям привилегированного сословия из разряда “обедневшие” приходилось добывать хлеб насущный военной или штатской службой. Ежели семья утрачивала кормильца, то ей приходилось полагаться лишь на то, что Бог пошлет.
Институт благородных девиц должен был стать своеобразной стартовой площадкой в жизни прилежных девушек именно из таких семей. Выпускницы института смогли бы устраиваться в богатые помещичьи семьи в качестве домашних учительниц, а при удобном случае, имея в качестве “приданного” образованность и приятные манеры, выйти замуж за серьезного человека.
Место на карте города
Институт открыли в специально приобретенном здании на улице Благовещенской (до недавнего времени – ул. Карла Маркса). Набрано было 20 учениц – по две из каждого уезда Харьковской губернии. Но после того как в 1818 году учебное учреждение взяла под свое покровительство вдова императора Павла Мария Федоровна, его статус значительно возрос. В 1833 году по повелению императора Николая Первого институту отдали особняк, который строился для кадетского корпуса на улице Сумской, 33 (ныне это место занимает здание оперного театра). Правда, из-за этого Харьков остался без кадетского корпуса, который решили перевести в Полтаву. Но для интеллектуальных мужчин в городе уже было развлечение – университет.
Здание Института благородных девиц на ул. Сумской, 33. Было разрушено в годы войны
Вступительные экзамены
Харьковский институт был одним из самых прогрессивных в Российской империи. Принимались не только девочки дворянского происхождения, но и дочери младших военных чинов, купцов первой и второй гильдий. Но для поступления нужно было сначала сдать целый ряд экзаменов: арифметику, немецкий и французский (устно и письменно), русский – диктант, а также экзамен по закону Божьему.
При себе необходимо было иметь специальный набор принадлежностей: крест на золотой или серебряной цепочке или на черном шнурке; Евангелие, молитвенник, шкатулку с ключиком для хранения мелких вещей, кружку, зубную щетку, щетку для ногтей, зубной порошок, мыльницу, мыло, губку; гребенку, частый гребешок, ножницы; черную ленту в косу или круглый гребень для тех, у кого волосы были короткими; мешок из холста для хранения сладостей в столовой, иголки, две катушки ниток – белую и черную.
Сохранились воспоминания воспитанницы института начала прошлого века Татьяны Морозовой:
“Среди документов, которые нужно было подать при зачислении в институт, значилось свидетельство об исповеди и причастии. Мы пришли с мамой в полковую церковь. Священник увел меня за небольшую перегородку и спросил: “Табак куришь?” – “Нет”. – “Водку пьешь?” – “Нет”. – “Родителей слушаешься?” – “Слушаюсь”. Он накрыл мне голову епитрахилью и отпустил мои грехи. Мама меня спросила: “О чем с тобой говорил батюшка?” Я пересказала маме наш диалог. Мама подошла со мной к священнику. “Батюшка, – сказала она, – ну о чем вы спрашиваете маленькую девочку? Разве она солдат?” Священник засмеялся и сказал: “А о чем ее спрашивать? И то она неправду сказала, что родителей слушается. Наверное, не слушается…”
Это была первая в моей жизни исповедь”.
Поменьше физики, побольше рукоделия
По набору предметов, изучавшихся в институте, вполне можно судить об идеале благородной девицы в представлениях публики XIX столетия. Скажем сразу, это была девушка-гуманитарий. Естественную историю (геология, ботаника, зоология) и физику время от времени исключали из программы. Затем на краткое время включали, затем снова исключали. За счет сокращения естественных наук увеличивали время для таких премудростей, как музыка, итальянское пение и рукоделие. Помимо этого, изучались закон Божий, русская словесность (риторика, пиитика, практические упражнения в прозаических и стихотворных сочинениях и декламация), арифметика, история, география, каллиграфия, танцы, немецкий и французский языки.
Один день в неделю следовало говорить только по-французски. Еще один день в неделю – только по-немецки. Так что воспитанницы по большей части были полиглотами.
Воспитанницы на занятиях
Их нравы
Системы воспитания и правила внутреннего распорядка по большей части зависели от персональных педагогических воззрений руководительниц заведения. Например, вдова полковника Авдотья Григорьевна Литинская, которая руководила учреждением целых 18 лет (с 1820 по 1838 годы), нагоняла страх и на воспитанниц, и на персонал. За любые проступки полагались наказания. В качестве таковых были избраны продолжительные молитвы. Зато полковница Литинская уделяла особое внимание питанию учениц, обуви, одежде и санитарным условиям.
В воспоминаниях о супруге действительного статского советника Елизавете Андреевне Хельмской (возглавляла институт в 1847-1855 годы) говорится, что была она добрая, но не способная ни к управлению, ни к педагогике. Как следствие, наказания в институте ужесточились вплоть до введения розог, а материальное содержание воспитанниц ухудшилось: “Теплой одежды у воспитанниц не было. Сезон проведения на воздухе кончался с наступлением холодов. Классные дамы были необразованны и не интересовались детьми”.
Вдова генерал-майора Софья Петровна Ницкевич сама была выпускницей Института благородных девиц – правда, полтавского, – и немного больше разбиралась в специфике заведения. Она упорядочила хозяйственную часть, привлекла опытных преподавателей и воспитателей. Питание воспитанниц улучшилось, а телесные наказания были отменены.
Но во все времена в заведении исповедовались строгие правила. Известен случай, когда одну из воспитанниц задержали в обществе молодого офицера. Девушку отправили домой, и в институте она больше не появлялась.
К белоручкам барышни тоже не относились. После революции 1917 года возникли проблемы с обслуживающим персоналом. Всю хозяйственную работу пришлось взять на себя благородным девицам. Очевидцы описывают, как барышням в белых передниках приходилось двуручными пилами распиливать толстые бревна, чтобы заготовить для кухни дрова.
Впрочем, суровости быта продолжались недолго. В конце 1919 года около 160 воспитанниц покинули Харьков вместе с отступающей Добровольческой армией. Сторонники советской власти исповедовали педагогику, построенную на иных принципах – всеобщего равенства, в том числе и полов, и тотальной ликвидации безграмотности.
После окончательного поражения белого движения институт вместе с благородными девицами эмигрировал в Сербию, где просуществовал еще более 10 лет, до 1932 года, на пожертвования белоэмигрантских организаций.